вторник, 31 августа 2010 г.

The end of the (hi)story

To tell the truth, my cherished dream was to become a historical archeologist, to move to the US and to make a sensational discovery. Sometimes I thought that I was on the right side of the post. I associated with some archeologists from Russia and USA, read many historical books and wrote some papers ‘bout history of Siberia and Russian America, participated in several excavations and conferences. But this summer I stopped my historical work. Suddenly I realized that I’m too weak to force usual difficulties which prevent anyone who want to become a historian. 
I met history long ago, where I was about 10-years-old. It was love at first sight. We were together for many days and nights, and it was nice and funny. We met many people who liked us, and we were happy to plan our future. But we parted.
If I’d been braver and more foolhardy, if I hadn’t been afraid of making my dreams to come true, maybe I would have tried to combine IT and history. But today I just think, “Poor me!” What a load of rubbish! I’m missing ‘bout my sleepless nights, spent on reading; ‘bout my trips; ‘bout my dreams to go to US as a young historian. 
I still adore local history museums and I’m really proud that I know those who, for example, transferred many museum pieces from USA to the possession of museums of Irkutsk and Shelekhov.
But I wasn’t in Alaska in August, 18, where I was going to represent a paper and to participate in excavations, ‘cause I didn’t have money to pay the trip. And I didn’t wrote any articles, ‘cause my ex-teacher always added herself name to my papers. And I don’t read books, ‘cause there are no one who are interested in my knowledge. Maybe, it's the end. Maybe, it's a respite and we'll be together again.

Кто виноват?

Сегодня как никогда скучаю по туфлям. Они смотрят на меня своими закругленными носами с розочками и манят высоким, но устойчивым каблуком. Они такие красивые и такие, как бы это сказать, защитные. С ними я во всеоружии.
Но сейчас оружие отложено на дальнюю полку, и защищаться от людских проблем мне нечем. Виной всему — смешно сказать — ушко. Ушко оцинкованного ведра. Хотя, если честно, я до сих пор считаю, что вина в четырех ошпаренных ногах лежит на мне. Конечно, первые 15 минут после столь неприятного происшествия я не совсем литературно винила свою начальницу. Именно она ночью, за полчаса до этого, потребовала от меня идеальную чистоту в вагоне (тоже, кстати, без красивых слов и придыханий), после чего я и... перестаралась. Помыв оба коридора, я решила провести генеральную уборку в туалетах, в ходе которой последние проливаются горячей водой с дезинфецирующим средством ДП-2Т. И вот, бросив 2 таблетки этого самого средства в ведро и налив в него кипятка, я гордо (какая честь!), но все же осторожно (пассажиров будить нехорошо) пошла по салону. И тут... И тут вроде бы ничего страшного — оторвалось ушко. Но из-за этого полведра горячей воды полились на ноги моей пассажирке и мне. Скажем так, ей в меньшем количестве на большую площадь, мне — в большем на меньшую.
С таким ожогом я столкнулась впервые. Единственное, что я знала — так это то, что пузыри (или волдыри?) нельзя повреждать. Все. Конечно, я быстро поменяла пассажирке белье и нашла ей сухой матрац. Но боль была адская у обеих. Я даже нашла в составе мазь. И бинт. Но я впервые так покалечила человека, да еще и ни в чем не виновного. Это давило. Работать было ужасно: мазь и бинт я отдала, свою более ошпаренную ногу обернула тряпкой и засунула с трудом в обувь, вторую даже оборачивать не стала.
Так вот, к чему так много слов... Я до сих пор мучаюсь вопросом: кто виноват? Мне до сих пор так горестно-обидно, что я причинила боль человеку. Я помню эту девушку, помню ее лицо, походку и улыбку, когда она выходила из вагона и прощалась со мной. Надеюсь, у нее все хорошо. Потому что я уже через неделю смогу носить туфли.

Железная тяга к прекрасному

От чего именно красота спасает мир, никому не известно, главное, что спасает. Наверное, от уныния. Каждый хотел бы создать что-нибудь эдакое, но далеко не каждый способен украсить окружающий его мир. Люди, обделенные талантом, обиженные на всех и на вся, вместо красоты делают что-то вроде того... вроде того, что мы видим каждый день. Стоит посмотреть вокруг себя, увидеть здания, баннеры, открыть книги или сходить в музей современного искусства, как начинаешь думать, кто и что же такое плохое сделал этому созидателю? Наверное, именно такие люди, обиженные учительницей рисования, поставившей им тройку еще в шестом классе, создают то, что стало мне в последнее время необыкновенно интересно — всевозможные плакаты а ля "Осторожно, железная дорога!", "Берегись поезда" и "Железная дорога — не место для игр".
Несколько я даже смогла сфотографировать где-то прямо на ходу поезда, где-то на станции во время дежурства. Вот некоторые из них:
1. Классика. Размер шрифта уменьшается с увеличением длины слова, у локомотива ушки на макушке. Зато у человека по паре рук и ног!
2.  Вот так обычно это выглядит с платформы.
3. 
4.Информация для пассажиров и торгашей.
5. Без картинок неинтересно.
6.Бойся красной ерунды.
7. Мой любимый — читать можно сверху вниз и слева направо. Меньше места — больше информации. Для особо экономных.
8. XXI век на дворе — печатаем на цветном принтере! Ст. Саратов.
9. И в продолжение темы ст. Курган.
10. Восклицательных знаков в Кугане не жалеют.
11. Берегись поезда. Особенно инопланетного. Ст. Сенная.

12,13. И вот такая мелкая инфографика на Сенной для пассажиров, которым нечем заняться.
14. Красноярцам явно холодно.
15. Ст. Красноярск.
16. Ст. Вихоревка.

17. Ст. Коршуниха-Ангарская.
 В Казахстане снимать запретили и вообще грозились забрать фотоаппарат. Но это уже совсем другая история. 

суббота, 28 августа 2010 г.

Проходите, пожалуйста, в вагон

Маша думает, на что потратить деньги. Сумма неплохая — ныне «РЖД» платит хорошую премию за преданность компании, а у нее эта преданность заслуживает уважения — уже 15 лет Маша работает на железной дороге (это в её 34). Но вернёмся к деньгам. И к мечтам.
Например, я хочу сноуборд, чтобы кататься на выходных с любимым человеком, а потом усталой (в спорте я сачок), но счастливой валяться в сугробе, разгребать снег руками, пить тёплый глинтвейн и радоваться румяным щекам. Сидеть под пледом и разглядывать синяки. Думать, что завтра ещё чуть-чуть, и я стану куда лучше кататься и перестану бояться высоты своего роста — гор я не боюсь.
Еще я хочу машину. Буду довозить маму и брата до школы, а по вечерам заезжать на гору и смотреть на мерцающий огнями городок.
Ещё я хочу машину... швейную. С кучей швов и строчек, программируемую и обязательно с оверлогом.
Ещё... ещё я МНОГО чего хочу, и это МНОГО требует МНОГО времени. Это время я кусочками выкраиваю и вырываю между учебной и, как бы это назвать, после-, около- и внеучебной деятельности. Пусть не всегда и не в желаемом количестве, но оно у меня есть.
У Маши его нет, и именно поэтому она слишком долго думает, на что потратить свои деньги. Её диагноз — проводник. Описывая Машу, или Мэри, как я звала её на работе, можно написать целую книгу. Для меня она как искусно написанная картина, — яркая и полная. Ничего не хочется додумывать, ничего не требуется дополнять.
Маша многому меня научила. «Учись, Полина, главное, учись», — говорила она, — «чтобы всю жизнь не мыть туалеты, как я». От одного её выхода из служебки 15 пьяных и буйствующих новобранцев немедленно успокаивались и, кажется, трезвели. После одного её приветствия уже никто не жаловался, что заплатил за билет 500 рублей, а одеяла в вагоне колючие. Никто не смел просить чаю, когда Маша обедала. Никто не решался шуметь, когда Маша спала. А когда я бегала в истерике по вагону, узнав, что один, опять же нетрезвый, пассажир выбил стекло в тамбуре, она спокойно сказала убрать пепельницы, чтобы никто не выбросил их в окно (!). К слову, тут я сделала круглые глаза и, честное слово, удивлённо спросила, куда люди теперь будут сбрасывать пепел. «Теперь в окно», — спокойно сказала Мэри и пошла грызть огурец — в то время она «мучила себя диетой».
Пару дней назад я встретила её в резерве (проводников) второй раз за лето и очень обрадовалась — о ней у меня остались только хорошие воспоминания. В душе Маша очень нежный и ранимый человек. Она всё так же постоянно в пути и всё так же редко и мало бывает дома, где её ждёт «мужик-козёл». Жалко обоих.
Такой её характер был закалён работой. За мои три с хвостиком месяца работы проводником я тоже очень изменилась. Во-первых, моя нервная система жестоко потрёпана и истощена. Я много психую, плохо сплю, но, в то же время, терплю, понимаю и принимаю абсолютно разных людей. И истеричной продавщице, и тётечке, поставившей мне на ногу сумку, и мужику с перегаром — всем приветливо улыбаюсь. Это однозначно хорошо. Во-вторых, я очень многое увидела, познакомилась с разными людьми и теперь без труда найду тему для разговора с человеком, откуда бы он ни был. В-третьих, я научилась совмещать тяжёлую физическую работу с ещё более тяжёлой социальной, или моральной. Научилась не теряться в стрессовых ситуациях. Научилась отвечать не только за себя, но и за 50 с лишним пассажиров. Научилась понимать речь детей независимо от их возраста. Научилась... ещё много чему. И за всё это я люблю свою работу.
Ты надеваешь форму. Ты — лицо одной из крупнейших компаний. Ты — первый человек, к которому обратится пассажир по любому вопросу.
Работать тяжело. Тяжело, когда тебе угрожают за то, что ты на двухминутной остановке не выпускаешь пассажиров покурить. Тяжело, когда пьяный пассажир мешает спать всему вагону, а ты должна его успокоить. Тяжело, когда за тобой ходит мужик, вечно твердящий:  «Ты так похожа на мою жену. Ух, как я её целовал...» Не спать, не есть и работать при 46 градусах в вагоне легко.
Интересно каждый день видеть новое за окном. Интересно наблюдать за разницей говора, например, южан и северян. Интересно слушать о программах развития Владивостока и Ростова. Интересно всё в том же Ростове видеть судно «Байкальск». Интересно пробовать местную кухню и наблюдать за тем, как меняется человек в процессе общения с тобой.
Приятно получать благодарности от заместителя мэра Красноярска и бабушки Нины Петровны. Приятно, когда дети рисуют твой портрет и подписывают его «Суперпроводница». В конце концов, приятно возвращаться домой.
Страшно, когда пассажир заскакивает в вагон на ходу. Грустно, когда проводницы месяцами не видят семью, зарабатывая деньги. Обидно платить за унесённые пассажирами шторки-ложки-подстаканники.
Бывает всё. В первом рейсе в Адлер у нас в рабочем тамбуре побежал кондиционер, и перед выходом из вагона все до одного пассажиры принимали душ. Три раза срабатывала пожарная сигнализация, к счастью, только из-за её неисправности. В первый раз у меня полвагона бегало с криками «Горим!», в последующие я одной рукой держала кнопку отключения звука сигнализации, а другой наливала пассажирам чай. Три раза выбивали стёкла. Совсем. Несколько раз заклинивали двери и откидные площадки. Два раза сливали весь запас воды в вагоне. Мне подарили штук 30 шоколадок (вот из-за чего я поправилась!), кучу яблок, персиков, черешни, дыни, арбузы и прочие вкусности. Мы возили танцоров, спортсменов, казаков, врачей. Первые тренировались на перроне, вторые — прямо в вагоне. Последние, к счастью, в дороге не тренировались.

Я желаю Маше с умом потратить деньги, бросить эту работу и родить ребёнка, а лучше сразу трёх.
Сегодня я приехала из последнего рейса, по крайней мере, в этом году. В ближайшее время я никуда не поеду. Но ещё явно долго я буду подскакивать посреди ночи с кровати и открывать дверь своей комнаты, думая, что она тамбурная. Ещё не один раз я подойду и выключу воду, когда мама моет посуду — сейчас ведь сан. зона! Но это уже чепуха.

вторник, 17 августа 2010 г.

Как я стала мебелью

Неожиданно для самой себя из Польки я превратилась в полку. Один символ, а сколько смысла! Как хорошо всё-таки, что люди-народы-языки-алфавиты разные.
Всё же мне, честно, нравится эта производная форма от моего имени. И не меньше нравится то, что она созвучна с «национальным наименованием» женского населения Польши (да-да, современный вариант именно полька, а не полячка), но аналога мягкому знаку в латинице нет, использование b в качестве такового считаю неприемлемым, а апостроф использовать нельзя. Да и некрасивый он. В общем, теперь я то ли Полка, то ли вовсе полка.
Но вот какой полкой мне хотелось бы быть? Уж точно не полкой со всякими кремами-духами-тенями! Полка с цветами — тоже не моё, заботливая хозяйка, питая свои горячо любимые растения, постоянно будет заливать меня водой, к тому же грязной. А потом, стоять под десятком горшков — точно не мечта моей жизни.
Для полки с игрушками я уже выросла. У меня самой 2 игрушки — маленький и совсем маленький белые медведи. Вообще считаю мягкие игрушки отличным пылесборником, тогда уж лучше фарфоровые куклы…
Больше всего, пожалуй, мне хотелось бы быть книжной полкой. В магазине, чтобы книги периодически менялись. Подходит покупатель, находит нужную ему книгу — Гоголя или Достоевского (это я размечталась) — и идет с ней на кассу. А в свободное время я смогу читать. Точно, хочу быть полкой с книгами!  

Приехав

В этих странных условиях ощущаю себя целой и — самое главное —  нужной. Я играю свою роль, пусть я не Джульетта и не Скарлетт О'Хара. Рядом никого нет, я имею в виду, нет никого родного, но ощущение, что близкие люди близки мне даже за тысячи километров, спасает везде, где бы я ни находилась. Колеса всё так же приятно стучат, сообщая моим ушам, что бесстыковые пути в нашей стране всё же есть: там они задушевно гудят без всякого стука.  Пересохшая рама радует всё те же уши заунывным скрипом, а голову и шею —  легким сквозняком. Это куда лучше так называемых «аквариумов» — стеклопакетов, которые слегка открываются сверху. Из-за них тяжело дышать, и днем вагон превращается в подобие газовой камеры. Здесь всё как-то легко: 12 часов работы, 12 часов отдыха (крепкий сон часов на 11 почему-то чередуется у меня с бессонницей), определенные обязанности и ничтожные права. Пассажир всегда прав, начальство тоже, но это не давит — у меня такой панцирь! Я будто в спячке. Никаких раздумий и гениальных идей. Или наоборот? Путаюсь. Стала замечать, что я боюсь «обычной» жизни —  дома, знакомых, прогулок по городу и учебы. Так хорошо убегать от этого всего. Легко.
Страна — как китайский фейерверк, из пяти петард ярко взорвется только одна, пара чуть-чуть подымят, а оставшиеся и вовсе не проявят никакого внимания к нашему желанию праздника. Большие города — их совсем мало — очень похожи, но в то же время узнаваемы. Куда больше же захудалых городков и ну уж совсем разваливающихся деревень. Впрочем, о стране в следующий раз. И о людях. Теперь я могу с легкостью писать какие-нибудь никудышные книжки о людях, так много я смогла увидеть их этим летом. Они все такие разные, и, думается, о большинстве из них у меня сложилось неверное впечатление. Например, что южане — капризные зануды. Сегодня мне было до слез жаль китайцев, которые ехали почему-то из Красноярска в Иркутск на заработки. Какие-то рваные рейтузы, шанхайки, блестящие одиночеством глаза и никаких познаний в русском языке. Должно быть, им здесь очень плохо. 
Пора спать. Дома и на диване.